Жернова истории - часть 1 - Страница 52

На том мы и распрощались.

Через день в Москве открылась XIII партконференция (проходившая с 16 по 18 января 1924 года). На нее не было избрано ни одного оппозиционного делегата с решающим голосом. Лишь несколько оппозиционеров, как члены ЦК РКП (б), присутствовали на ней с совещательным голосом. Однако, в отличие от моей реальности, на партконференцию пришел и выступил Троцкий. Да и мой новый знакомый, Д.Б.Рязанов, также собирался выступить там с речью. На этот раз я все же постарался раздобыть гостевой билет и смог судить о происходящем не по одним лишь газетным отчетам.

Выступления делегатов значительно отличалось от того, что происходило в покинутой мною реальности. Достаточно сказать, что там Троцкий вообще не выступал на этой конференции. Здесь же Лев Давидович горячо отстаивал единство партии, называл дискуссию ошибкой. Он заявил:

— Я не призываю сторонников оппозиции отречься от своих взглядов. Но самое меньшее, что вы можете сделать перед лицом партии – это признать, что не следовало ввергать партию в ожесточенные споры, как бы ни был важен их предмет. Разногласия должны преодолеваться в ходе совместной работы, в ходе проверки идей и лозунгов практикой, а не по принципу – кто кого перекричит.

Каменев в своей речи отверг такую постановку вопроса:

— Напрасно Троцкий тут пытается выгораживать оппозиционеров и оставлять им политические лазейки. Если партия сочла ваши взгляды ошибочными, имейте мужество признать это. Мы от вас не требуем церковных покаяний, но не держать камень за пазухой, и сказать – "партия была права, мы же ошибались" — это элементарный долг любого партийца, если он и дальше хочет идти вместе с партией, а не против нее.

Совершенно особняком стояло выступление Рязанова, которое практически повторяло известное мне по историческим источникам. Давид Борисович прекрасно понимал, что в прошедшей дискуссии речь на самом деле шла не только о бюрократизме и внутрипартийной демократии, но и о дележе ленинского наследства:

— И скажу я здесь то же самое, что сказал тов. Каменеву, кажется, на Хамовнической конференции: как друзья вы не садитесь, все же в Ленины не годитесь…

— Пример с т. Лениным показывает, что задачи, ложащиеся на партию, — сверхчеловеческие, тяжелые задачи, что под тяжестью этих задач, если их навалить на одного человека, ломается, заболевает и такой гигант. Во сколько раз вы, с вашими слабенькими силами, меньше справитесь с этой задачей, если не скажете – дело мирское, дело партийное, с ним может справиться только коллектив, только партийная организация, учитывающая и собирающая всю энергию, всю умственную интеллектуальную энергию, которая рассеяна в рабочем классе, которая сконцентрирована в коммунистической партии. Только партийный коллектив может справиться с этой задачей. Долой кандидатов в вожди!

Такое откровенное выступление "кандидатам в вожди", конечно, понравиться не могло, и наиболее резкие моменты в речи Рязанова из опубликованной впоследствии стенограммы испарились.

XIII партконференция подтвердила резолюцию октябрьского (1923 г.) объединенного расширенного пленума ЦК и ЦКК, где оппозиция характеризовалась как "мелкобуржуазный уклон", однако состоявшееся отступление оппозиции заставило делегатов конференции смягчить, по сравнению с принятой Пленумом резолюцией, ряд обвинений против Троцкого и авторов "письма 46-ти". Партконференция удовлетворила просьбу Председателя РВС и Наркомвоенмора об отставке с этих постов по болезни, одобрила работу Военного ведомства и вынесла товарищу Троцкому благодарность за длительную неустанную работу по военной защите завоеваний революции и по проведению военной реформы. Конференция поручила ЦК РКП (б) решить вопрос о назначении нового Председателя РВС, об организации лечения и отдыха товарища Троцкого.

Медленно, со скрипом, но история понемногу, поначалу едва заметно, выползала из той колеи, по которой она катилась в моем времени. Не сползет ли она обратно в ту же колею? Найдется ли новая колея, которая будет предпочтительнее старой? Эти опасения были отнюдь не беспочвенными, но ясного ответа тут не было, да, пожалуй, и быть не могло.

Между тем мои занятия самообороной у Спиридонова подошли к определенному рубежу – двухмесячная программа закончилась и теперь можно было лишь дважды в неделю приходить на тренировки в зал на Цветном бульваре для поддержания формы. Сказать, что я овладел искусством рукопашного боя – значило бы сделать большое преувеличение. Наверное, я мог бы довольно успешно противостоять один на один обычной шпане, а если повезет, и попадутся сявки без большого опыта уличных драк, которых можно взять на неожиданность, то удалось бы одолеть и двоих. Вряд ли моих навыков хватило бы на большее. Да и Виктор Афанасьевич был примерно такого же мнения о моих успехах. Поэтому я продолжал посещать холодный, почти не протопленный зал общества "Динамо", стараясь отработать до автоматизма хотя бы небольшой набор приемов, делая при этом основную ставку не на самозащиту, а на нападение.

…День двадцать второго января принес уже ожидаемую мной с нехорошим замиранием сердца весть о том, что накануне скончался Владимир Ильич Ленин. Помимо чисто человеческой скорби о смерти человека, пользовавшегося моим глубоким уважением, меня вдобавок терзали мысли о тех последствиях, к которым может привести эта смерть. Знание о том, что последовало за смертью Ленина в моем мире, слишком хорошо сидело в памяти.

День двадцать первого января был объявлен днем траура. Двадцать третьего января тело Ленина было перевезено из Горок в Москву и помещено в Колонном зале Дома Союзов для прощания. Мимо его гроба потянулись сотни тысяч людей. Шли днем и ночью. Январская стужа (мороз доходил до 27 градусов) не могла остановить людской поток. У гроба сменялся почетный караул. На этот раз рядом с другими членами Политбюро в нем стоял и Троцкий, не уехавший на юг, как это было в прошедшей истории.