Жернова истории - часть 1 - Страница 81

Мы вышли на бульвар и направились к Никитским воротам, чтобы сесть на 22-й трамвай, идущий по Большой Никитской и Красной Пресне как раз до Пресненской заставы (заставы – потому, что в XVIII веке это и была таможенная застава на так называемом Камер-Коллежском вале). Оттуда отправлялись по выходным автобусы до Серебряного Бора. Мы шли, не произнося ни слова. Лида и сегодня была необычно молчаливой, а я не решался нарушить ее молчание. Неожиданно, как только мы вышли на бульвар, она взяла меня за руку (чего никогда не делала ранее), крепко стиснув ее в своей ладошке.

Тверской бульвар радовал глаз еще довольно свежей зеленью, наполовину скрывавшей от взглядов домишки, тянувшиеся вдоль него – в большинстве своем довольно убогие двух-трех этажные, среди которых редкими гигантами высились четырех-пяти этажные доходные дома недавней постройки. Впрочем, были там и довольно солидно выглядевшие небольшие особнячки, в их числе – бывший дом московского градоначальника. Миновав долговязую фигуру Климента Аркадьевича Тимирязева, изваянную из темно-серого камня, выходим к трамвайной остановке – дальше можно уже ехать, а не идти пешком.

Дождавшись 22-го номера, забираемся в вагончик, где, по летнему времени, из окошек были вынуты нижние половинки рам со стеклами. Это позволяло в битком набитом трамвае не слишком страдать от духоты, и в результате я страдал только от неловкости, потому что публика, переполнявшая вагончик, несмотря на все мои усилия, крепко прижимала нас с Лидой друг к другу. Впрочем, девушка, казалось, не только не обращала на это обстоятельство никакого внимания, но даже и слегка приобняла меня, а на ее лице появилось выражение, которое можно было счесть даже за некий вызов, как будто она чувствовала себя со мною наедине, демонстративно отстранялась от окружающей публики. Мне же, несмотря на немалый опыт поездок в переполненном городском транспорте, едва удавалось не покраснеть до кончиков ушей. Ну что, Виктор Валентинович, ведь ранее трамвайная давка в окружении других существ женского пола не производила на вас такого действия, а?

Но вот трамвай пересек Садовое кольцо, выехал на Красную Пресню и достиг, наконец, Пресненской заставы. Протиснувшись к выходу, спрыгнув с подножки на булыжную мостовую, и помогая сойти своей спутнице, я не мог сдержать вздох облегчения. Теперь надо было, не мешкая, оглядеться, найти, откуда отправляется маршрут на Серебряный Бор, и пристроиться в хвост очереди на автобус.

Очередь, надо сказать, была немалой. Но и автобусов по маршруту ходило уже несколько десятков – и не только специально закупленные Моссоветом в Англии пятнадцать двенадцатиместных автобусов, сделанных на базе известного легкового автомобиля Ford T. Из-за большого наплыва желающих за две недели, прошедшие с открытия автобусного движения, были найдены и спешно отремонтированы в мастерских Мосжилкоммунхоза потрепанные автобусы еще довоенного выпуска. В этих же мастерских снабдили несколько грузовиков кустарными автобусными кузовами, и тоже выпустили их на линию. По сравнению с маленьким Фордом эти машины вмешали в два-три раза больше пассажиров.

После того, как очередной фордик, смешно тарахтя мотором, увез дюжину счастливчиков к пляжам и сосновому лесу Серебряного Бора, Лида решила, видимо, отринуть добровольно взятый на себя обет молчания, и вздохнула:

— Это сколько же нам тут придется проторчать?

Вообще-то очередь уже успела подсократиться, и перед нами оставалось не так много людей. Вот хвост за нами достиг уже весьма внушительных размеров. Прикинув число стоящих впереди, я поделился с девушкой результатами своих подсчетов:

— Ну, на беглый взгляд, перед нами народу никак не меньше, чем на два автобуса. Так что нам с тобой придется дожидаться третьего.

Но тут, на наше счастье, к очереди подкатил более вместительный Бюссинг, и нам с Лидой удалось-таки влезть в него. Это был не тот трехосный монстр BЭssing NAG GL3, производство которого как раз в этом году начиналось в Германии, а значительно более скромных размеров старенькая модель, имевшая цепной привод на задние колеса (один из двух Бюссингов, сохранившихся в Москве аж с 1908 года). Но, несмотря на почтенный возраст и не блестящее состояние, этот автобус все равно брал на борт вдвое больше людей, чем Форд.

После того, как я отдал кондуктору за двоих серебряный полтинник и гривенник, нам посчастливилось занять последние свободные места в хвосте салона. Теперь мы ехали по Воскресенской улице (ставшей в моем времени улицей 1905 года) с относительным комфортом – во всяком случае, не стоя в давке, как в трамвае, а сидя. "Повезло", — подумал я, — "судя по воспоминаниям 30-х годов, в то время автобусы в Серебряный Бор набивались уже под завязку, как и трамваи в городе, так что надо радоваться привилегии сидеть, а не стоять, пока это еще возможно". Пассажирам, присоединившимся к нам у платформы Беговой, в начале Хорошевского шоссе, сидячих мест уже не нашлось и они ехали стоя.

Однако наши преимущества на этом и кончались – езду по шоссе, вымощенному булыжником, нельзя и сравнивать с поездкой по асфальтовому полотну, даже заметно разбитому. Достаточно мягкие рессоры Бюссинга, и обшитые потертой, кое-где порванной и не везде подлатанной кожей сидения лишь отчасти спасали от непрерывной, выматывающей тряски. Однако, похоже, кроме меня это обстоятельство никого заметно не стесняло. "Привыкли" — мелькнула у меня меланхолическая мысль.

Лида сидела рядом со мной, привалившись к моему плечу, вновь погруженная в какие-то свои мысли. Лишь однажды она внезапно сморщилась и инстинктивным движением подняла голову, одновременно откидывая ее назад. Ее примеру последовали и другие пассажиры. Канализационный запашок, шибанувший мне в нос через открытые окна салона, тут же разъяснил причину такого поведения. Автобус обогнал ломовую телегу с ассенизационной бочкой в форме сплюснутого (на китайский манер) заварочного чайника.