Закончив свой рассказ, Лида обогнала меня, пронырнув под водой к самому берегу и, не выказывая никакого смущения, вылезла на песчаный пятачок у воды, позволяя прекрасно обозреть себя сзади, и скользнула в просвет между ветвями ракитника. Вскоре она вышла из-за кустов, уже одетая, продолжая вытирать волосы полотенцем, в то время как сумка болталась у нее на локтевом сгибе. Закончив вытираться, она поставила сумку на землю, чтобы убрать туда полотенце и достать гребешок. В раскрытой сумке был ясно виден аккуратно сложенный темно-синий цельный купальник по моде тех лет: со штанишками, полуприкрытыми коротенькой юбочкой в голубую полоску, и с маленьким "матросским" галстучком на неглубоком вырезе спереди.
Я опустился на траву, сцепил руки вокруг ног, согнутых в коленях, и четким, размеренным голосом произнес:
— Послушай, Лида! Мы с тобой взрослые люди. Давай не будем ходить вокруг да около, играть в игру под названием "угадайка", а поговорим прямо, начистоту.
— Давай! — неожиданно просто согласилась она, продолжая расчесывать влажные волосы.
— Как я догадываюсь, я тебе не безразличен, и ты, похоже, стремишься, чтобы я обращал на тебя значительно больше внимания. Скажи, это так, или я фантазирую на пустом месте? — мой взгляд направлен прямо девушке в лицо, и она не отводит глаз.
— Так, — кивает моя спутница.
— Прости, но я должен буду тебя разочаровать… — начинаю я, но Лида тут же перебивает меня вопросом, произнесенным в явной запальчивости:
— У тебя что, уже есть другая женщина?
— И да, и нет. — Лида тут же взрывается в ответ на эти слова:
— Сам же просил говорить прямо!
— Дай же объяснить! — не удержавшись, повышаю голос. — В прошлой жизни у меня была любовь. Проблема в том, что я не могу ее забыть, и это чувство не отпускает меня. И поэтому сейчас нет у меня никого!
Девушка, не произнося ни слова в ответ, опускается на траву рядом со мной, нисколько не заботясь судьбой своего светлого платья.
А я сижу и думаю. Думаю о том, что возврата в мою прежнюю жизнь не предвидится, мне суждено жить здесь, в этом времени, среди этих людей. Память о любви священна, а утрата горька – но нельзя жить утратами. И нельзя отталкивать людей лишь в память о прошлом. О, я пожертвовал бы большей частью оставшейся мне жизни, лишь бы только можно было вернуться назад, к своей утерянной любви. Но раз это невозможно, надо жить.
Я вздохнул. Хорошая логика. Правильная. И девушка рядом сидит хорошая. Симпатичная. Искренняя, неглупая. Привлекательная, черт возьми! Но как быть, если я не могу вырвать из сердца образ, запечатленный в нем так, как будто я родился прямо с этой любовью?
— Тебе придется увидеть вещи такими, как они есть, без прикрас, — прерываю до неприличия затянувшуюся паузу, и поднимаю глаза на свою спутницу. — Даже если я когда-нибудь смогу переступить через себя, тебе придется мириться с тем, что я не буду принадлежать тебе целиком. Во всяком случае, долго не буду. Прошлое потому и называется прошлым, что оно уже прошло. Но уж слишком дорого оно для меня, чтобы вот так, сразу, я мог заслонить его новым чувством.
— Я справлюсь, — без колебаний отвечает Лида.
— Смотри! — поднимаюсь с земли и протягиваю девушке руку, чтобы помочь ей встать. — Тогда давай попробуем договориться так…
Но в этот день придти к обоюдному согласию нам так и не удалось.
В понедельник мне на работу позвонил Лазарь Шацкин.
— Сегодня вечером могу выкроить часик для встречи, — сообщил он.
— Где, когда? — сразу уточнил я.
— А давай у Лагутиной, в семь часов?
Я не стал возражать против этого повода нанести очередной визит в квартиру Лиды, и в девятнадцать ноль-ноль уже был у ее дверей. Лазарь пришел на несколько минут раньше меня и молодая хозяйка уже успела выставить на стол чай. Ее отец, Михаил Евграфович, еще задерживался на работе, закопавшись в переводе каких-то коминтерновских документов.
Лазарь сразу перешел к делу:
— Ты ведь, когда заранее просил меня рассказать о XIII съезде, что, уже догадывался, что там будет твориться? Да уж, тут есть о чем рассказать! — Шацкин резко покрутил головой, от чего его пышная шевелюра на какое-то мгновение образовала непослушный вихрь волос. Он еще раз коротко мотнул головой, и продолжил:
— Слухи о том, что в Политбюро есть какое-то неизвестное предсмертное письмо Ленина, адресованное партии, успели широко разойтись среди делегатов еще до съезда. Поэтому, конечно, наши вожди не могли обойти вопрос стороной. С выступлением по этому делу выпустили Бухарина, хотя Николай Иванович еще не был членом Политбюро, а только кандидатом. Наверное, надеялись, что он пользуется всеобщей симпатией, и сумеет смягчить неблагоприятное настроение, вызванное слухами. — Лазарь мимолетно улыбнулся, но потом снова посерьезнел:
— Милейший Николай Иванович долго распинался, что у Политбюро и в мыслях не было что-либо скрывать от партии. Но, поскольку Владимир Ильич адресовал это письмо не всем подряд, а именно очередному съезду партии, то члены Политбюро и не могли сделать его достоянием общественности. Как и желал Владимир Ильич, это письмо будет сообщено делегатам съезда. Само содержание письма таково, что Ленин и не мог предназначать его для широкого распространения, поскольку в нем даются характеристики виднейшим деятелям партии, которые подвергаются Ильичем товарищеской критике. Понятно, что это письмо не должно стать достоянием наших классовых врагов, а потому огласке оно не подлежит, его копии получат только руководители делегаций, и эти копии будут храниться в губкомах партии. После чего Бухарин зачитал текст письма.